Мне тут сказали, что я неплохой рассказчик. Искусно владею интонацией, поэтому меня приятно слушать. Дело было ещё летом, я поблагодарил Аню за такую высокую оценку – девочка она не робкая и хвалит нечасто.

Видно, долго думал над её словами, раз пишу об этом только в начале зимы. Конечно, я о них совсем не думал, просто вспомнились сегодня, вот и решил записать. Она так высоко ценит мою устную речь, потому что не слышала, как рассказывает истории Ларина. По сравнению с ней даже Стивен Фрай – скучный интеллигент с радио.

Ну так о чём я... а, вспомнил. Мне тут статью в РВШ заказали, я взял интервью, оно удалось, даже, наверное, очень удалось, материала было много, но когда я за него сел и попробовал состряпать что-то удобоваримое (и рекламное, чего уж греха таить, нам нужна была реклама), то всё стало как-то рассыпаться, слова лезли друг на друга, душевненький слог перемежался дежурными канцеляризмами. Конечно, Рузанне не понравилось, мне и самому не понравилось. И я подумал – ну вот почему такое происходит? Почему при неплохом умении говорить я пишу как пьяный кубинец?

И вот ответ. Может, я пытаюсь вложить в свой текст интонацию, читать его так, как если б я его рассказывал вслух? Этого делать нельзя, читатель вовсе не обязан угадывать мои интонации. И если он не угадывает, то спотыкается, это закономерно. Может, надо убирать интонации? А как? Это же очень скучно.

В общем, какие-то всё оправдания, когда работать надо.